Попробую продолжить...
Так родился союз двух девочек-пансионерок, сокращенно LoVe. Правда, Лора настаивала, что имя Вероники должно стоять на первом месте, но та была великодушна и охотно уступила Лоре, - тем более, что при ином раскладе союз не назывался бы так красиво и романтично.
- В этом что-то есть, - говорила не раз Вероника. – Вот увидишь, Ло, - они так и обращались друг к другу : «Ло» и «Ве», - вот увидишь, то, что из первых двух букв наших имен складывается слово «любовь», должно непременно принести нам счастье!
Лора качала белокурой головкой и грустно улыбалась. Хотя она была младше Ве почти на год, она повидала и знала гораздо больше. Ее мама, баронесса Трелони, сбежала из дома мужа в Лондоне с заезжим актером. Лора родилась практически на подмостках, потому что мама вынуждена была также играть в спектаклях. Опозоренная в глазах всей своей родни, она не могла вернуться ни к мужу, ни к родителям. Актер вскоре пресытился этой связью и удрал из труппы, и тогда мать Лоры начала играть на сцене. Она была сносной актрисой, и в течение десяти лет с момента рождения дочери зарабатывала этим на жизнь себе и малютке Лоре.
Детство Лоры прошло за кулисами и в гримуборных. Также девочка выступала с чуть ли не младенческих лет в ролях ангелов, амурчиков и детей главных героев различных пьес. Мать Лоры умерла от чахотки, перед смертью послав бывшему мужу ( к тому времени барон Трелони официально разошелся с женой и женился на другой женщине) письмо, где извещала его о том, что умирает, и просила позаботиться о Лоре, которая, она клялась в этом всеми святыми, является его дочерью.
За Лорой приехали и забрали ее, перепуганную и упирающуюся, в особняк барона, где она предстала перед своим так называемым отцом и его супругой. Барон не нашел в чертах девочки никакого фамильного сходства с собою и своими предками. Но жена его была женщиной набожной и мягкосердечной. «Поместите это дитя в какой-нибудь пансион. Театр – не лучшее место для ребенка, это вместилище разврата и греховности. Спасение хотя бы одной души зачтется нам на небесах. Девочка же получит воспитание и образование, и пойдет стезей добродетели, став монахиней или же гувернанткой в каком-нибудь достопочтенном доме.» И барон Трелони отправил девочку в пансион Святой Франциски, потому что первая жена его, мать Лоры, была католичкой.
В отличие от Вероники, Лора знала в свои десять с половиной лет, что виновна в страшном преступлении – своей незаконнорожденности. Всю дорогу ее сопровождала женщина, которая без конца повторяла: «Ты должна молиться за своего благодетеля, ибо тебя, ничтожную и сирую, он обогрел и дал тебе, дитя разврата, шанс искупить грех матери своею кротостью, смирением и благочестием.»
Лора заранее трепетала, представляя, как примут ее воспитанницы пансиона, которых та же женщина называла «невинными ангелами, с которыми дети, подобные тебе, недостойны даже разговаривать».
Знакомство и дружба с Ве стали для Лоры целебным бальзамом. В отличие от Вероники, она быстро начала делать успехи по всем предметам, и вскоре сестры стали ставить новенькую в пример другим девочкам. Конечно, слух о том, что Лора и Вероника два сапога пара, и что обе являются побочными детьми, был пущен по пансиону. Но Вероника оказалась права: вдвоем подругам куда легче было противостоять всеобщему осуждению, сплетням и презрению.
Под влиянием подруги Вероника стала лучше учиться, хотя, конечно, до успехов Ло ей было далеко. Единственное, в чем она превзошла Лору – это верховая езда и подвижные игры. Тут Веронике не было равных ни среди сверстниц, ни среди более старших воспитанниц. Лора же, особенно в начале жизни в пансионе, часто простужалась, и ее освобождали от всяких упражнений, связанных с физическими нагрузками.
У Вероники были более-менее сносные оценки по кулинарии, домоводству, рисованию, пению и игре на фортепиано. Она неплохо знала географию и ботанику, прекрасно танцевала. Но ненавидела математику, языки и литературу. Она считала, что первые два предмета недоступны ее уму, и даже не пыталась вникнуть в них. Литературу же она невзлюбила оттого, что этот предмет преподавала сестра Фиделия. Впрочем, сухие и скучные уроки сестры, да и сам выбор книг для них – по большей части произведения, восхваляющие мораль и нравственность, - многих пансионерок вгоняли в тоску и уныние.
Когда в двенадцать лет Вероника совершила очередной проступок – на уроке верховой езды, преподавал которую старый добродушный дядюшка Леон, она пустила коня вскачь через луг и далее в лес, и целых четыре часа отсутствовала, а, вернувшись, оправдывалась тем, что лошадь под ней внезапно понесла, - ее отправили в наказание на целый месяц в библиотеку, помогать сестре Бертине в составлении библиотечного каталога.
Для живой и подвижной девочки месяц затворничества среди пыльных толстых томов был подобен каторге. Она бы лучше снова три месяца дежурила по дортуару. Но делать было нечего, пришлось покориться. Вот тогда-то, чисто случайно, Вероника и открыла для себя настоящую литературу. В один прекрасный день сестра Бертина обнаружила свою юную помощницу стоящей на высокой стремянке перед высокими, до потолка, книжными полками. На полу под стремянкой и на нижних ступенях ее были навалены горы книг, которые Вероника, бегло просматривая, кидала вниз.
На вопрос изумленной сестры, что мисс Стоун делает, девочка показала ей книгу, зажатую подмышкой, и объяснила:
- Я ищу продолжение.
Книга оказалась «Гордостью и предубеждением» Джейн Остин.
- У этой книги нет продолжения, дитя мое, - сказала сестра Бертина.
- Как это нет?- нахмурилась Вероника. – Ведь сейчас там должно начаться самое интересное!
- Роман вполне закончен, - начала монахиня. – Зло понесло заслуженное наказание... Герои поняли свои заблуждения и ошибки и соединили свои судьбы перед алтарем...
- Вот именно – соединили! И что же, я не узнаю, как Элизабет и Дарси жили дальше? Сестра Бертина, ведь свадьба – это только самое начало! – Вероника была страшно разочарована. С тяжким вздохом она начала собирать разбросанные по полу тома и ставить их на место.
Но с тех пор Вероника полюбила читать и часто наведывалась в библиотеку. Она садилась к окну, брала какую-нибудь книгу и, благоговейно прикоснувшись к ее обложке, открывала и начинала глотать страницу за страницей, с необыкновенной быстротой. Она читала Стерна, Филдинга, Остин, Голдсмита и Бёрни, Вальтера Скотта, Шекспира, Каупера и Байрона. Значительно улучшила свои знания французского, пытаясь читать в подлиннике Расина, Руссо, Корнеля и Жанлис. Пришла в полный восторг от Шиллера, и, когда в пансионе появилась новая сестра – Клара, предложившая настоятельнице создать театральный кружок из воспитанниц старших классов, Вероника и Лора были первыми, кто вступил в этот кружок.
К тому времени Веронике минуло четырнадцать, Лора была полугодом младше. Тем не менее, когда, после долгих дискуссий и споров между сестрами и матушкой Агнессой было выбрано произведение для постановки – «Дон Карлос, инфант испанский» Шиллера, обе девочки получили главные роли. Лора была бесподобна в роли Елизаветы. Вероника же, когда ее переодели в мужской костюм ( костюмы шились здесь же, руками самих пансионерок) и прошлась по кабинету матушки Агнессы, подбоченившись и гордо вскинув голову, потряхивая своими короткими черными кудрями, никто уже не мог оспаривать ее право стать инфантом испанским доном Карлосом.
Спектакль получился зрелищный и красочный, все, кроме разве одной сестры Фиделии, были от него в восторге.... Но вскоре на имя настоятельницы Святой Франциски пришло некое письмо от одного из духовных патронов пансиона, в котором запрещалось впредь устраивать в богоугодном заведении подобные представления. Матушка Агнесса вынуждена была покориться. И «Гамлет», которого начали разучивать члены театрального кружка, так и не увидел света, а сестра Клара вскоре покинула пансион. Позже поговаривали, что патрону доложила о «Доне Карлосе» сестра Фиделия, но правду так никто и не узнал.
Рада сообщить всем своим горячим поклонникам, что я вернулась, и с новыми силами, и с продолжением! 
Хотя заране трепещу....
