Эрика   

а я думала это тип  прикол  -город Кривой Рог... 

   ужас, я знала, что география мне будет не нужна,   блин, придётся города некоторые поизучать     

Ашибачки,значить,исправляем-ходим?
Ну-ну.

Только весьма существенные!
А остальные - легко относим к оригинальному аффторскому самовыражению и оставляем в неприкосновенности!

Круто! А про первых двух?

Вот засада! Ну, запиши тогда, вдруг пригодится?
"Ин номине падре, эт фили, эт"
как-то так вроде, хотя я в латынях не очень...
Ну, а дальше ты знаешь

Ну да.

Саида  примерно....   30?

Саида, ты как всегда в самый корень
Почти угадала. Наверное нас выдает то что у героя психология средняя между мужчиной и подростком

Саида, оу.
Да нет. Он человек крепкий. Военный. Его бы в Афган не взяли с таким диагнозом

Саида.
Спасибо за  похвалу. Приятно однако

заинтриговали

Интерлюдия 1. Рассказывает Энгельрик Ли

Я знаю Робина уже скоро два года. И всегда он мне не нравился. Раньше – не так, как сейчас, но все равно – не нравился. Неулыбчивый, грубый, недалекий в своих рассуждениях йомен. И ненавидит меня. Раньше, стоило ему услышать мое имя,  рычал и плевался, точно дикий камелеопард . Особенно когда говорил сквозь зубы. Напившись, он  здорово издевался надо мной. А напивался он регулярно.
Да, ему, безусловно, было неприятно, что в его банде есть человек благородной крови, чьи предки пировали в залах наших старых королей, когда его предки убирали в хлеву навоз. Я старался не обращать на это внимания и смотрел на его грубые шутки и подначки сквозь пальцы. В конце концов, отец Робина выручил меня. Не задаром, разумеется: отец заплатил пять марок золотом и дал старому разбойнику пять отличных копий, два  совсем новых  кожаных гамбизона, простеганных конским волосом, три бочонка эля, мешок ячменя, свинью, боевой топор и короткий меч. Но все же старый Хэб помнит, что отец был другом его старого хозяина, Торстина Глейва, и что мы всегда были добры к своим сокменам, коттариям и вилланам .  И мог одернуть сына, если он уж очень разойдется. Да и идти мне все равно было не куда. Приходилось, плюнув на скотство и грязь, жить дальше. Наверное, постепенно мы привыкли бы друг к другу. Если бы не Альгейда…
Альгейда, Альгейда, ненаглядная Альгейда… Она считалась его подругой, но проявляла ко мне сострадание, а иногда даже согревала ночью, если Робин отправлялся на очередную вылазку.  Все знали о том, что Альгейда никак не может выбрать между мной и Робином. А ни один из нас не желал делиться этим прекрасным цветком. Что-то должно было произойти…
Может, я и не очень хорошо поступил, и душа моя должна была быть погублена, но терпеть этого грубого грязного смердящего виллана я больше не мог. После очередной ночи, проведенной с Альгейдой, я, наконец, решился. Пусть он только вернется. Когда все перепьются, ткну его мечом, схвачу Альгейду и  ищите ветра! На Англии свет клином не сошелся. Я – хороший воин, любой сеньор будет рад видеть меня в своей дружине! Может даже возьмет в оруженосцы. А там и до рыцарского пояса недолго. Насчет Альгейды я не волновался и не сомневался. Никто никогда не посмеет обидеть служанку воина, а то и оруженосца! А в будущем, если будет нужно, я признаю наших детей своими бастардами, с правом наследования герба! Ведь я, в самом деле, люблю эту рыжую красотку…
Однако меня постигло горькое разочарование.  Именно в тот день, когда я хотел одним ударом своего клинка проучить  Робина и разрешить все вопросы, его схватили. Мне самому еле удалось избежать плена. 
Надо признать, что если бы не Робин, нам пришлось бы туго. Но он мужественно защищался и вообще вел себя как благородный человек. Но его все равно схватили и после допроса повесили. Я искренне считаю, что шериф и его прихвостни грубо попрали все божеские и человеческие законы. Отец Робина был свободным человеком, так что вешать его без приговора королевского суда было просто подлостью и, я бы сказал, наглостью!
Но после меня постигло жестокое, глубочайшее разочарование. Я-то был уверен, что Альгейда любит меня, а Робину лишь уступает, как сыну атамана, но – увы! Как же я заблуждался! Узнав о гибели Робина, бедняжка перестала есть. Почти совсем! Все время сидела под деревом, молчала, а иногда – плакала. Иногда мне удавалось заставить ее съесть кусочек оленины или выпить глоток вина, но этого было явно недостаточно. С каждым днем Альгейда становилась все бледнее, все тише, все прозрачнее.  Было видно, что тоскует она по Робину даже больше чем старый Хэб.
А старик, верно, чокнулся от горя! Он каждый день устраивал поминки по сыну, не предпринимая, однако, попыток отомстить. Хотя это не удивительно: что он мог против обученных вооруженных благородных воинов? Ничего! А Альгейда медленно умирала, и я ничем не мог помочь ей. Только горячей молитвой, кою и возносил ежеутрене и ежевечерне. Как я просил оставить Альгейде жизнь! И я был услышан. Господь наш, царь небесный Иисус Христос и все святые угодник  сжалились надо мной, и не остались глухи к моим мольбам...
Нет, я и раньше знал, что не слишком-то везучий, и что ко мне можно смело отнести прозвище нашего последнего короля , но чтобы так!.. Господи! Зачем ты вынул эту мразь, этого выродка – молодого Хэба из петли и воскресил! Чем согрешил я, господи, что ты караешь меня столь немилосердно?!!
На него наткнулся наш дозор, сидевший в засаде на дороге. Сначала Робина не узнали, потому, как одежда на нем была самая, что ни на есть бесовская, да и шел он так, словно впервые оказался в Шервудском лесу. Чтобы привлечь его внимание, дозор пустил несколько стрел, но Хэб-младший оказал такое яростное сопротивление, что Эльфера Лысого приволокли в лагерь изрядно охромевшим, и ему еще повезло, потому что Робин собирался его прирезать. К счастью для всех  Билль Статли шарахнул Робина по голове дубиной и тот угомонился. Но в лагерь его пришлось нести.
Приносли его, и старый Хэб на радостях лишился последнего ума.  Прыгает по поляне, точно мартовский заяц и вопит, что ангелы господни возвратили ему сына. От его воплей Робин было пришел в себя, но то что было потом… Произошло совершенно невероятное. Робин потребовал, чтобы ему вернули его кошель. В этом, собственно, не было ничего невероятного – он всегда был прижимист, этот грязный навозник, но Робин неожиданно раздал свою добычу всем. И не оставил себе даже фартинга, не то, что пенни! От изумления я чуть не подавился олениной. Робин сам, своей волей роздал деньги?! И плащ, подбитый лисьим мехом, продырявленный стрелами всего в шести местах?! И красивейшее, совсем новое сюрко? И шелковую рубаху?! И щегольские туфли, шитые золотом?! Сам отдал?!!  Мир перевернулся…
Но эта странность была ничто, по сравнению с остальным. Во-первых, этот «Робин» начисто забыл человеческий язык, и лопотал что-то на непонятном тарабрском наречии, где на всю фразу приходилось два три ясных слова. Он махал руками, что твой аист крыльями. А уж как он пил… Как он пил!!! Кубок за кубком он пил драгоценное бордосское так, словно это была вода. Даже не икая, не рыгая, и не отдуваясь! Пречистая дева Мария, тут дело нечистое…
Но тут мне стало не до удивления, потому что Альгейда наконец разглядела причину поднявшегося на поляне шума и бросилась к своему «замечательному» Робину со всех ног и повисла у него на шее. Она шепчет ему на ухо, как она любит его, как не верила в его смерть, как ждала его… Ну хорошо же, Робин Хэб! Еще посмотрим, надолго ли ты воскрес!..
Следующее утро выдалось нелегкое – гуляли мы знатно. Хэб велел выкатить даже те бочки, которые мы собирались продать знакомому купцу – Исааку из Йорка. Ах Альгейда, милая Альгейда... За что ты так со мной, рыжая красотка?.. Ушла со своим Робином и всю ночь была с ним. Будь ты проклят, Робин Хэб! Будь прокляты все эти взвизги, крики и стоны страсти, что я был принужден слушать до тех пор, пока вино и эта… как ее?.. девка из Сайлса, пришедшая к нам со своими родичами, не заставили меня забыться в тяжелом сне.
Да, это ревность. Да, все возненавидят меня, но сегодня все должно свершиться! Раз и на всегда!  Меч мой всегда при мне. Я встал и пошел искать этого выродка. И нашел…
Его отец уже начинал отчитывать своего отпрыска! А тот, вместо того, чтобы высказать своему отцу, что тот старый козел, похотливый хряк и пустоголовое ничтожество даже не сопротивляется! Так, лопочет что-то, на своем непнятном наречии, но зло, а… примирительно?! Это Робин-то – примирительно?!! Да не может быть… Да это не он!!!
Хэб, должно быть, тоже что-то заподозрил. А потому и решил проверить Робина стрельбой из лука. У нас лучше Робина луком владеет только Билль Статли, но и молодой Хэб – лучник был хоть куда! Не уступал валлийским наемникам. И вот теперь испытание…
А Робер-то и рад. Как?!! Еще и плюется?! Лук, видите ли, ему не нравиться. Что?! Ты это мне?! Святой Клемент, дай мне вынести это оскорбление, а не броситься на него прямо здесь! Послать меня за своими грязными вещами, будто какого-то раба или виллана?!! Да я…
Стоп! А почему ты не оскорбил меня? Почему не назвал «саксонским щенком норманнских псов»? И обратился ко мне, пусть на своем, никому непонятном  языке, но нормально, а не как обычно: «Эй ты, благородный козел!»
Господь моя крепость! Святая Катарина! Спаси меня, раба божьего!..
Дьявол! Нет. Колдун! Только черный колдун, слуга духов холмов и прочих фэйри, мог договориться с дьяволом не только о жизни, но и подарке! Это что за?.. Что это, господи?.. Уродливая коряга с дырами… это – не лук? Это чертов лук!..
Царю небесный! Вы гляньте! Попал. Да не один раз, а три! Бьюсь об заклад: никто ни в Мерсии, ни в Нортумбрии… да что там – в Нортумбрии! В целом свете никто не сможет так точно и так быстро вогнать три стрелы! Ни за что и никогда!!!
Хэба увиденное даже не смутило. Он продолжил игру. Теперь и с яблоком на голове. Иногда, Робин рисковал стрелять в яблоко, лежащее на голове родного отца. В последний момент, старый Хэб, повинуясь знаку молодого, резко нагибался, и стрела пронзала яблоко, летящее к земле.  Иногда. Но тут… Робин, явно рисуясь, закрыл глаза, и всадил стрелу в яблоко, лежащее на голове своего отца вслепую! Тот даже пригнуться не успел…
Я все понял, сволочь, черная душонка! Ты так испугался встречи с создателем и расплаты за свои грехи, что продал душу дьяволу!  Твой лук из ребра самого Люцифера, и теперь ты  получил еще и признание банды, которого и без того было в избытке. И конечно же мою Альгейду! А вот не отдам! Никогда не отдам!!
Собака! Как же тебе не попасть, если тебе сам черт в глаз залез и куда метить показывает. Собака. Опять пьянка? Ну ладно. Если вино еще есть, то можно и повторить. Что ты там орешь, Хэб? Что это твой сын? Ты глаза, что ли потерял?! Конечно, это твой сын! Только теперь еще и сын дьявола! Сукин сын!..
Несколько следующих дней прошли как-то странно. Сколько раз мы с Робином пересекались глазами, сколько раз я заступал ему дорогу, но он всегда смотрел на меня, как… как на своего! Не капли презрения! Ни намека на вызов! Ни малейшей обиды!  Даже рука не поднимается убить его. Будто и не он совсем. Повадки другие.  Он даже ходить стал иначе. Раньше он ходил по поляне и по лесу так, словно все должны уступать ему дорогу, а теперь… Теперь он ходит, словно насторожившийся волк. Будто все время охотится.  А с Альгейдой… Раньше бывало он и покрикивал на нее, и тумака мог дать. А сейчас… Сейчас он с ней нежен и заботлив, точно он – не он, а ее родная мать! Не-ет, тут дело нечисто…
Хэб вновь пошел на вылазку. Ну конечно. Вино кончилось можно и побегать. Взял с собой Робина, Статли и еще десяток. А меня оставил на поляне. Сказал, что нельзя оставить лагерь без пригляда хоть одного хорошего воина. Решил лестью скрыть свою тревогу за исход нашей возможной стычки со своим «сыночком». Бедный Хэб! Ему ведь даже не объяснишь, кого он пригрел на своей груди…
- …Альгейда, можно поговорить с тобой?
Она обернулась, посмотрела мне в глаза. И в ее взгляде я не увидел не то, что любви, а даже того сострадания, которое видел раньше!
- Что тебе, Энгельрик?
Какая же она все-таки у меня красивая! Как прекрасны ее губы, как стройны ноги, как соблазнительно выглядывает из выреза грудь… но… что это у нее в ложбинке меж грудей?! Нет!..
- Ты зачем взяла его кольцо? Это знак дьявола, это – его печать! Брось его! Скорее!!
- Нет! –Альгейда чуть не плачет. – Когда за ним придет дьявол, я оденусь в его одежду и покажу кольцо. Тогда он заберет меня, а Робин будет жить. Я живу только для него! Уйди! Оставь меня, не прикасайся ко мне!!
Вот так вот. Всего несколько фраз и я понял, что она уже не будет меня любить, пока на моем пути есть этот мерзкий червяк. Все решиться завтра. Завтра!..
…Кто смеет меня так рано будить? Чего? Какая тренировка! Прочь! Не сметь!..
Убью того, кто посмел кинуть меня на середину поляны. Робин. И что ты предлагаешь делать? Бегать? Э? А это что такое? От-жима-ние. Забавно. И что? А ведь трудно это. Достаточно трудно. Многие выдыхаются. Сколько я лестных слов слышу в его адрес. Но… с ним явно что-то не то. Обычно он бы избил любого, кто осмелился бы сказать такое…
Что? Ты опупел? Еще бежать? Боже, смилуйся над нами!
А мужики-то уже говорят меж собой, будто сбежал Робин из самого пекла и принес нам силу и мощь. Как же. Не Роб это. Может и был наш прошлый предводитель на рогах у дьявола, только это – не он! Может Хэб по молодости еще себе сыночка сделал? Говорят, ходок он был. До сих пор от него наши девушки лагерные тащатся. А жены я у него и не видел. То ли родами умерла, то ли норманн какой убил. Слухи-слухи.  Хотя я, пожалуй, скорее готов поверить в рогатого и нечистого, чем в этого гада который изображает из себя Роба…
Наконец это издевательство кончилось. И к «Робину» тут же подскочила Альгейда. НЕНАВИЖУ! Чтобы не видеть и не слышать всего этого, я пошел в лес. Может, до чего-нибудь и додумаюсь. Строить коварные планы не люблю, но раз уж враг силен, придется думать…
- Энгельрик?
Я вздрогнул от неожиданности. Вот и пришел тот самый момент, когда надо поговорить и понять кто же или что же он такое? А не получил ли он в пекле всепрощение, и теперь горит желанием сочетать нас с Альгейдой законным браком?  Вряд ли, скорее он меня сейчас застрелит за Альгейду и за мою любовь. Но я-то тебе так просто не дамся, слуга тьмы!..
- Энгельрик, слушать. Я хотеть тебя изготовить командир. Ты учить парни меч.
Что? Он просит меня потренировать наших, вместо того чтобы сразу дать по морде? Я правильно понял его ломаную речь? Интересно, в какую игру это он играет?
- Мне ничего не надо от тебя, колдун! – я постарался как можно грознее ответить и невзначай кладу руку на меч.
- Для что ты звать я колдун? Разве ты видеть хоть одна раз я колдовать?
По-моему он изображает из себя юродивого. А если он не играет? Но все равно: не настоящий ты Робин! Тот бы уже хладнокровно вонзил в меня тело стрелу, а потом бы еще и похвалялся, как ловко прикончил «благородную шавку»!.. Так, если через минуту он не начнет хоть что-то делать, я сам его убью. Рука уже стискивает рукоять меча до тихого хруста костяшек:
- А кто же ты, если не колдун? Ты посмотри на себя! Джильберт рехнулся от горя, когда Робина повесили, и теперь готов любого, мало-мальски похожего принять за своего сына! Но ты посмотри на себя! Какой ты Робин? Ты не умеешь говорить, ты стреляешь из лука как сам дьявол, на тебе колдовская одежда! Кто же ты, если не колдун?!
Стоило бы добавить, что я его презираю, и хочу перерезать глотку, и сам дьявол не спасет его.
- Послушать, Энгельрик. Я не быть колдун. Я быть человек, как ты или Хэб.
- Еще скажи, что ты – Робин Хэб!
- Нет. Я не быть Робин Хэб. Я быть Рόмэн Гудкхой. Я прийти далеко. Из там. – взмах руки куда-то на восход. – Там носить такой одежда, как на я. Там говорить как я. Там мой дом. Там Лоуксцевоу.
Ах ты!.. Так вот оно что! Значит, я был прав. Это еще какой-то сын Хэба. Ну ладно. Это уже лучше. Но я тем более не отдам Альгейду какому-то проходимцу.
- Как же тебя угораздило попасть к нам, Рόмэн Гудкхой из Лоуксцевоу? Зачем ты к нам попал?
- Это очень долго говорить, Энгельрик. Я не все знать, как назвать. Сначала – много вода, потом – много земля. Долго. Много. И я быть здесь.
Кажется, он говорит честно. И… душевно как-то. Вообще, он внушает доверие, в отличие от своего предшественника. Пожалуй, прежде чем ударить его мечом, я должен дать ему хотя бы высказаться…
- Альгейда… Она знает, что ты – не Робин?
- Я-а... Алька – знать. Только она думать, я знать дьявол. Я платить за быть здесь душа, иметь лук, иметь сила, иметь уметь убить рыцари.
Ничего-ничего. Так думает весь наш лагерь. Стоп! Как ты сказал?!
- Она знает, что ты – не Робин, но все равно… с тобой?
Наверное, мои глаза выдали меня. Чувствую, как в уголках собирается крупная слеза. Стараясь не подать вида, я смахнул её с лица, словно отогнал муху, но, должно быть, не осторожно. Он подошел ко мне и вдруг обнял за плечи, начиная что-то объяснять: 
- Слушать, я не иметь обещать ты Альгейду. Она так решать, она иметь право решать. Но пусть мы быть друзья. Я не стать убивать тебя, если Альгейда решить по-другому. Если ты уметь отбить ее у я – отбить!
У меня от его слов даже рот открылся! Мерзавец! Подлец! Да как он смеет?!!
- Ты ее не любишь. Ты не должен быть с ней! – я схватился за меч, готовясь выдернуть его и пронзить этого негодяя! Пусть больше он не причинит боли и горя. Никому…
Но Робин и не думает отступать:
- Ты не понимать. Я любить Альгейда с так сила, что если с ты она быть счастье много чем с я мало – пусть идти к ты! Если с ты счастья много, а с я – мало, пусть с ты!
Как это? А-а-а… Не может быть!... Так не бывает!!!
Я опустил глаза. У меня не укладывалось это в голове. Не может такого быть. Я не правильно его понял…
- Ты сейчас сказал правду? – голос предательски задрожал. – Ты любишь ее так, что ради ее счастья готов ее отпустить? Верно? – он кивает. – Послушай, Рόмэн, ведь ты, наверное, еще не знаешь, что я – не из вилланов. Я сын и наследник сэра Ли из Вирисдэля. Я убил на поединке Франсуа Тайбуа. Племянника Гая Гисборна, знатного норманна. Люди Гисборна набросились на меня и посадили в тюрьму. Ночью мне удалось бежать и вот уже год, как я здесь. В манор моего отца мне возвращаться нельзя – меня там сразу же схватят. Вот и брожу с молодцами старого Хэба…
- А ты дружить с настоящий бывший Робин?
Я слегка замялся. Ладно. Придется рассказать, ведь все равно узнает:
- Извини, Рόмэн Гудкхой, но… Нет, клянусь святым Климентом! Я не был его другом, как он не был моим! Он был дерзок, он с самого начала предлагал меня повесить, и потом Альгейда…
И я сбиваюсь и опять опускаю глаза. Наверное стоило было бы уйти чтобы не позориться но что-то тянуло меня к этому Рόмэну.
- Я хотеть быть ты друг, Энгельрик. Ты хотеть быть я друг?
Он протягивает мне руку. Странный жест. Древний жест. Один монах, который пытался научить меня грамоте, рассказывал, что в древности, предлагая дружить или просто здороваясь, люди протягивали вперед правую руку, показывая, что в ней нет оружия. Откуда же ты, Рόмэн Гудкхой? Я прижимаю его руку к своему лбу, как принято у нас, благородных саксов, кладу ему свою правую руку на лоб и быстрой скороговоркой произношу старинную формулу дружбы, добавив в нее своего святого покровителя:
- Клянусь святым Климетом, я буду тебе верным другом Рόмэн Гудкхой! И никогда не возжелаю ничего твоего, кроме того, что разрешил мне желать! Отныне, я – твое плечо,  Рόмэн Гудкхой! Будь уверен во мне!
- И ты верить я. Я нет предать, нет бросить, нет оставить один ты. А если ты уметь дать Альгейда много счастья чем я, и она быть с ты – пусть быть так!
Мы еще долго клялись друг дружке в вечной дружбе. А на следующий день, я уже тренировал парней и общался с Робином на равных. Все-таки он настоящий Роб, а не та сволочь, которую, должно быть уже расклевали виселечные вороны. Он не умел любить так как Рόмэн.
И все те шутки про дьявольщину я стараюсь пресекать. Он не продавал душу, а умножил её в себе.
Господи, помилуй его, ибо он добрый человек. Боже храни его, нашего Робина Гудкхоу.

Елена, вот тут ты не права. То что мы выкладываем по очереди главы не значит что мы их и пишем по очереди На самом деле пишем мы вмести одновременно

Елена 
А вот и не угадала! Не угадала! Не мои!!! Честно не мои

Елена, даю честное слово что четвертая глава с этими рассуждениями и нападением на Рафика принадлежит перу Бориса