Меня наконец-то пробило на большой объем, вот - отрывок первой главы. Будете первочитателями=)) читабельно хоть? а то мне кажется, что слишком много подробностей...     

Первая  буква в жизни, которую она увидела, - была большая буква «М», то есть «Метро». Метро было видно изо всех ее окон, и подъездная дверь тоже выходила к такому знакомому и заманчивому слову: метро. Когда она , худенькая пятилетняя девочка, приехала с бабушкой и мамой в Москву, едва покинув вокзал, она заметила спуск вниз: и тогда она больше всего в жизни захотела спуститься туда! И с тех пор Света обожала это место… особенно в те редкие случаи, когда она, отличница и умница, ездила по вечерам : тогда в подземке скапливалась по ночному странная публика. Несколько бледных длинноволосых  парней - геймеров в очках и слегка очумевшими глазками, какие-то хмурые бородачи, странных лет усатые дамочки. Было, ясное дело, страшно, но интересно!  Под землей, рядом с убегающими в тягучий мрак  тоннелями словно бы находился особый мир, в котором не было места девчонкам с их куклами и духами, взрослых с ворохами проблем и борщами. Там была тьма, стук колес и светлые блестящие стены. Стены метро.
  Свете было четырнадцать. Она с пяти лет как была худышка худышкой, так и осталась, как была и светловолосой и веснушчатой. Иногда , особенно по вечерам на нее нападала какая-то тоска, хандра и из зеркала на нее смотрела другая девочка: худая до прозрачности, суповой набор костей да и только, с редкими жидкими волосенками  до лопаток (мама все стремилась сделать из некрасивой доченьки длинноволосую красотку) и с большим носом. Но утром происходило чудо, то ли зеркало менялось, то ли что, но вот отражение показывало совсем другое: стройную девчонку с пусть не очень хорошими , но длинными волосами и милыми веснушками.  И  мир снова возвращался на свои законные места.
  Но в марте у нее все переворачивалось с ног на голову. Какая-то депрессия нападала на нее в первый месяц весны, она это время года вообще не любила. Словно бы не нравилась ей такая непостоянность:  если тепло, то тепло. А если холодно, то холодно! А так : с утра снег, вечерком дождик… бред какой-то. Вот  и вспоминались все недостатки: и уродина, и в школе не любят, и увлечений не имеет толком… последнее – не совсем правда. Были у нее увлечения, но такие, что учительнице , к примеру, к стенгазете не принесешь и людям не похвастаешься. Она коллекционировала записки. Свои , чужие… только если владельцы отдавали сами. А так как Света была довольно застенчивой и даже странной (ее даже называли чокнутой, за глаза) , то новым экспонатом ее коллекция пополнялась очень редко. Зато в классе убираешься :  оп, записка… можно даже отнести к себе. Словно тонкие нити-дорожки чужих судеб скапливались у Светы в коробке из под конфет, где лежало редко доставаемые несколько бумажек.
  Город постепенно освобождался от вольного воздуха зимы, заполняясь сухим весенним. Стучали по асфальтам каблуки, шелестели шины о дороги, позвякивал трамвай. Город отвыкал от зимнего плена. Город силился освободиться от ледяного панциря луж, но пока не удавалось… город отвыкал от январской двойственности. Люди уже решили, что наступила весна и шубы с пуховиками благополучно забылись до декабря , коротая это  время в шкафу среди  почтенного общества пуховых платков, никогда не одеваемых коротких летних шорт и  детских беретиков.
  А Света была с юга, и поэтому одеть пока легкое пальто не могла – мерзла по-черному.  Да и сапоги она не спешила засовывать в полку: ноги коченели, каждый тонкий  ледок Света ощущала своей замерзшей ступней… ну и ладно.  Подумаешь.