Борзик
Руслан давно мечтал съездить в село, где находился детдом, в котором он воспитывался, и вот, наконец, решительно отложив все дела, сел в свою шестерку и поехал на встречу с прошлым... Он намеренно поехал один, чтоб никто не мешал ему встретиться один на один с детством, которое, несмотря на сиротство и трудности было замечательным. Шестьсот верст были позади и со следующего перевала, можно будет увидеть Лепсинск. Взобравшись на, вершину, он остановил машину и долго любовался величественной красотой Джунгарского Ала -Тау, вершины, которых круглый год были одеты в белоснежные папахи из снега и льда. У подножия этих величественных и сказочных гор удобно, комфортно и по -хозяйски раскинулось село, по которому он грезил все эти долгие годы. Сделав несколько снимков, он не без волнения сел за руль и стал спускаться вниз. Там виднелась горная река Лепсы, которая с шумом и грохотом несла свои воды в озеро Балхаш. Переехав через мост, он остановил машину и, спустившись к реке, нашел сгнившие столбики старого моста, с которого они любили прыгать в воду и визжа от восторга и полноты жизни. Он помнит, как его маленького, визжащего от ужаса, вожатый Коля Зимин, бросил, хохоча в ледяную воду и чтоб не утонуть, он отчаянно махал руками. Быстрое течение пронесло его под мостом, за которым он его и выловил. Дрожащего от страха и холода он вытащил его как кутенка из ледяной воды, приподнял его высоко над головой и по- доброму улыбаясь, сказал: »Вот теперь-то ты салага, настоящий пловец» и с тех пор он уже не боялся воды. Руслан разделся и прыгнул в воду как в детстве, зажмурив глаза и проплыв под новым мостом, он вылез и лег на нагретые солнцем гальки. Здесь они удили рыбу из самодельных крючков, сделанных из простой проволоки и скрученных ниток вместо лески, грузило они выплавляли из свинца, а удилище вырезали из тальника, который в изобилии рос вдоль реки. В кирпиче выдалбливали красивые формочки, разжигали костер, помещали кусочки свинца в консервную банку, затем расплавленный свинец заливали в формочки и грузило готово. Знатные получались удочки- куда уж там магазинным до них. Наловив пискариков, а если повезет и османчиков, они варили уху и сидя у костра, обжигаясь, с аппетитом ели передавая ложку друг другу. Удобно усевшись вокруг костра, рассказывали по очереди незатейливые анекдоты и заразительно смеялись. Горел костер, рядом шумела река, от которой веяло прохладой, а они удобно усевшись вокруг костра, тихими голосами пели блатные песни: «Ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила», потом про орленка, а ещё песни гражданской войны. И так они пели искренне и задушевно, что у особо сентиментальных слезы наворачивались на глаз. На свет костра слетались милые, наивные светлячки, души которых были переполнены любовью к свету, и они без страха летели c открытой душой в объятия любви, которая их сжигала, даруя им вечную жизнь. Квакали лягушки, стрекотали в ночи кузнечики, рыбки играя, выпрыгивали из воды, небо сплошь было усеяно бриллиантовыми камешками, от которых исходил таинственный холодный свет, прорезывающий толщу тьмы и утверждающий принцип божественной справедливости: победы света над тьмой и рождающий в душе чувство надежды и справедливости. Солнце стало припекать и Руслан, искупнувшись еще разок, поехал в сторону детдома, который находился всего в двух верстах от реки. Между рекой и детдомом рос раскидистый и великолепный дуб, возле которого они любили играть в футбол, казаки разбойники, в лапту, в клёк, а когда шел дождь, они дружно прятались под его кронами. Остановив машину, он с волнением подошел к дубу, крепко- крепко прижался к нему и прошептал: «Как я соскучился по тебе дружище! Состарились мы с тобой, но как ты умудрился выжить здесь, один, без друзей, прошло ведь почти полвека, а ты все такой, же красавец, только немного появилось морщин, и местами пробилась седина. Внутри дуба что-то заклокотало, и голос как из подземелья ответил: «Рад встрече малыш, спасибо, что не забыл меня, а жив, остался, благодаря добрым людям, которые в трудные годы защитили меня. Мы деревья чувствуем людей и умеем быть благодарными, и если хоть раз, кто касался нас, мы на всю жизнь запоминаем его, потому что отдаем частицу себя, а ваша энергия остается в нашей памяти. Прижмись, прижмись сильнее малыш, мне нужно тебя зарядить своей силой и прочувствовать тебя. Ты каким был в детстве, таким и остался: добрым, беззащитным и незлобивым. Потому тебя и тянет в детство, что остался в душе ребенком. Молчи, молчи, знаю, что много лиха выпало на твою долю, и что грешил много, знаю, но хорошо, что не озлобился, не подличал ради денег и должностей, не предавал друзей. Я ведь знаю, зачем ты приехал. Тебя не отпускает боль за ту трагедию, которая произошла здесь полвека назад. И у прошлого ты хочешь попросить прошения не только за себя, но и за всех ребят. Да, малыш, боль и страдания всегда связанны с прошлым, а радость и надежда с будущим. Жизнь прожитая, как непрерывный праздник, напрасна прожитая жизнь. Запомни это малыш. Та боль стала прививкой для твоей души на всю жизнь.
Через много- много лет, после той трагедии, что произошла под дубом, когда он совершит в жизни свою долю греха и когда боль и страдание достигнут предела, его сердце раскроется как лотос и наполнится верой, которая станет спасительным и очистительным лекарством для его души. Тогда до него дойдет смысл последних строк его любимого стихотворения замечательного поэта Волошина:
Склоняясь ниц, овеян ночи синью
Доверчиво ищу губами я
Сосцы твои, натертые полынью,
О мать земля!
Я не просил иной судьбы у неба
Чем путь певца: бродить среди людей
И растирать в руках колосья хлеба
Чужих полей.
Мне не отказано ни в заблужденьях
Ни в слабости, и много раз
Я угасал в тоске и наслажденьях,
Но не погас
Судьба дала мне слишком много,
Я ж расточал, что было мне дано
Я только гроб, в котором тело Бога
Погребено
Добра и зла не зная верных граней
Бескрылая изнемогла мечта…
Вином тоски и хлебом испытаний
Душа сыта.
Благодарю за неотступность боли
Путеводительной: я в ней сгорю.
За горечь трав земных, за едкость соли-
Благодарю!
Боль и страдание пробуждают человеческое сердце и выводят его из состояния интенсивного эгоизма и являются для души хоть и горьким, но очень полезным лекарством.
Руслан и впрямь почувствовал прилив энергии и как будто помолодел лет на двадцать. Заехав на бывшую территорию детдома, он остановился у корпуса, где жили дети младшего возраста. Самого корпуса уже не было, остался только фундамент и Руслан с волнением ходил меж развалин, отмечая про себя: «Вот здесь был длинный коридор, где они бегали, прыгали, ходили на руках, строились на перекличку, стояли на горохе или соли за двойки и плохое поведение, а вот здесь была рабочая комната, где они делали уроки. Он медленно обошел все комнаты, и остановился в спальне вожатого, где стояла его койка, и долго стоял, вспоминая те далекие дни. Из восьми строений бывшего детдома остались только два: клуб и баня. В бывшем клубе жили дед со старушкой, у которых было нехитрое хозяйство: собака дворняга, коза, да с пяток кур бродило по двору. Когда Руслан подошел к бывшему клубу, на ленивый лай собаки, вышла, опираясь на клюку, старушка и узнав, кто он и по какой причине оказался здесь, впустила его в дом и стала поить чаем. «Хата у нас с дедом совсем прохудилась, вот сельсовет и отдал нам этот домик»,- говорила баба Вера. «Совсем худо стала видеть», - сокрушалась она, вытирая платком слезящиеся глаза. «Хоша и тяжело жить, а всё помирать то неохота. Детки все поразъехались, все к себе зовут, в Рассею, да мы с дедом никуды не хотим трогаться. Здесь родились здесь и помирать будем, да и неохота быть детям в тягость, ведь ныне, не то, что ране, совсем худо стал народ жить. При Советах, кака ни кака, а была работа. Простому люду тады легше было. А ноне»… - и старушка махнула рукой в пустоту и надолго замолчала. У бабы Веры, были высохшие, тонюсенькие натруженные ручки с длинными искривленными от болезни костей пальцами, не знавшими ни отдыха, ни покоя. Всю жизнь она проработала в колхозе на тяжелых работах. Ползая на карачках под палящим солнцем, полола мак, свеклу, работала дояркой, пилила и сплавляла лес, когда мужиков не было, вот и изработалась вся. На коричневом от загара, морщинистом, высохшем лице, с впавшими щеками, с тонкими губами и чуть с горбинкой носом, особо выделялись глаза, в которых сквозь печаль прожитых лет светилась доброта. По лицу человека можно прочитать, как он прожил жизнь, ведь не зря говорят, что к старости, душа накатывает на лицо.
Руслан любил смотреть на такие лица и однажды, увидев старушку с таким чудным светлым лицом, совершенно бедно, но чистенько одетую, скромно сидящую на скамейке и как птичка отрывающую от булки кусочки хлеба нарочито нагнувшись, протянул ей сто рублей со словами: « Вы видимо обронили»- но она мягко отстранив его руку, сказала: «Спасибо, но у меня все в порядке и я не нуждаюсь в жалости». Это было сказано мягко, но с таким достоинством что он, покраснев и буркнув извинение, сунул скомканную купюру в карман и торопливо направился к остановке. О таких людях сказано в Библии: Блаженны нищие духом, ибо они обретут царствие небесное.
« Дед поехал к племяннику на пасеку, должон к завтрему вернуться с медом»,- очнувшись от долгого молчания, говорила баба Вера. Знатный у нас мед, такого меду нигде нет,- хвасталась старушка. Знающие люди сказывают, что сам президент Назарбаев кушает только наш, лепсинский мед, и очень его хвалит». Поблагодарив бабу Веру за чай, он испросил у нее разрешения побывать на чердаке, где в детстве они держали голубей и прятали самопалы и рогатки, за которые им сильно влетало. По старой шаткой лестнице он забрался на чердак. Когда глаза привыкли к темноте, он направился в правый угол крыши, где под деревянной балкой он с друзьями прятал то, что нельзя было хранить в спальне и то, что могли отобрать ребята постарше: рогатки, самопалы, сухари на случай побега. С десяток голубей, сидя на перекладинах, тревожно заворковали, с беспокойством посматривая в его сторону. Какого только хлама не было на чердаке, видимо хозяевам было жаль их совсем выбрасывать, авось пригодится в хозяйстве, вот и сносили все на крышу. Насилу добравшись до балки, он стал разгребать голубиный помет и наткнулся на полусгнившую тряпицу, в которой было завернуто что-то твердое. Пошарив рукой вокруг в надежде найти еще что-нибудь, но так ничего не обнаружив, полусогнувшись, чуть - ли не ползком полез обратно, зажав в правой руке свою находку. Осторожно спустившись вниз и отряхнувшись от чердачной пыли, он бережно развернул тряпицу и обомлел: в руках он держал ножичек, который в детстве ему подарил вожатый Коля Зимин. По весне с ребятами они играли в ножички возле дуба и Канат Азимбаев, прицелившись, бросил нож в дерево. Ножичек отскочил и отлетел в траву. Сколько они его не искали, но так и не смогли найти. Для него ножичек был одушевленным предметом, был его другом и помощником. Ножичек придавал ему толику важности и солидности. Надо ли говорить, как сильно переживал мальчонка, потерю верного друга и помощника. Руслан бережно держал драгоценную находку в руках, и слезы непроизвольно текли по щекам, капая на ножичек, и бурный поток воспоминаний унес его в далекое детство.
Когда Руслана с братом Пашей и сестрой Ниной привезли в детдом, Руслан поначалу часто плакал. Но потом привык, благо рядом с ним был его замечательный брат, который был на два года старше его и всегда опекал и защищал Руслана. Сначала их постригли наголо, потом помыли в бане, дали новую одежду, накормили, привели в казарму, где воспитательница младших классов Ирина Николаевна, женщина с ласковым и добрым лицом, познакомила их с ребятами и показала им кровать, где они будут спать. Так начались детдомовские будни двух братьев.
По традиции всем новеньким в первую ночь делали тёмную. Когда ничего не подозревавший мальчик засыпал, старожилы, заранее сговорившись, накрывали его с головой одеялом и колотили по нему, кто, чем мог. Потом после крика «Шухер»! разбегались по своим местам и делали вид что спят. На этом посвящение заканчивалось, и новенький становился полноправным членом большой дружной детдомовской семьи. Руслан с братом Пашей тоже не избежали темной, но перенесли все стойко, никому не жаловались, и коллектив их принял как своих. В детдоме не любили сексотов и тех, кто воровал у своих. Кто был в этом уличен, его очень сильно избивали, и он становился изгоем в коллективе.
Через неделю подошла очередь их дежурства по спальне. Руслан с братом сходили на склад, привезли уголь и дрова, растопили печь и начали уборку спален. Когда Паша мыл полы в дальней спальне, а Руслан протирал от пыли койки, где находилась печь, зашел мальчик лет девяти. Он нагло, без спроса взял три полешка, показал Руслану кулак и пошел топить спальню вожатого. Оторопев от такой наглости, Руслан позвал брата, и тот не раздумывая, пошел разбираться с воришкой. Паша был отчаянным и смелым с малолетства, казалось, ему было неведомо чувство страха, и Руслан очень любил и гордился своим братом. Спальня вожатого топилась с общего коридора, где мы обычно строились на вечернюю проверку. Коридор был длинный, метров двенадцать, и мыли его по очереди дежурные трех спален. Упершись лбами, друг в друга, они как два петушка кружились, приговаривая: «Ты чё? А ты чё? Я то ни чё, а ты чё? По японски чё, знаешь чё? Щас покажу тебе, чё! Верни, что стырил, а то хуже будет. Ой-ой, как стгашно».
Так продолжалось бы ещё долго, но Руслан, кружась вокруг них, как рефери на ринге, улучив момент, ударил воришку в бок, и мальчишка, озверев, от наглости новенького, не в силах освободить руки, лягнул его изо всех сил так, что Руслан отлетел до печки и заскулил от боли. Возмущенный брат повалил - таки противника и, катаясь по полу, тяжело сопя, они колошматили друг друга. Дерущих обступила толпа мальчишек и стала подбадривать: Новенький, не трусь! Вовка, задай ему, задай. Видя, что брату приходится туго Руслан, изловчившись, сильно укусил воришку за ногу, отчего тот от боли вскрикнул и, сдерживая слезы обиженно прокартавил: «Не по пгавилам это, я все вожатому гаскажу»- но как это обычно бывает среди детей, они с братом после драки стали лучшими друзьями.
Вожатым у нас был Коля Зимин, среднего роста, плотного телосложения с мужественным волевым лицом и глубокой ямочкой на подбородке с мощными круглыми бицепсами и атлетической фигурой. Он, шутя, играл пудовыми гирями и каждое утро зимой и летом проводил с нами зарядку на улице и заставлял нас обтираться снегом, и видимо, поэтому мы редко простывали и практически не болели. Он учился в седьмом классе, и было ему в ту пору шестнадцать лет. В казарме было четыре спальни, рабочая комната, где дети делали уроки и комната для ночной няни. Вечером после ужина воспитанники строились на вечернюю проверку, где подводились итоги прожитого дня, разбирали двоечников и нарушителей дисциплины.
Стоя вечером в строю, Руслан дрожал от страха, ибо накануне он получил двойку по диктанту, и вожатый за это сильно наказывал, а злостных двоечников бил по попе ремнем и ставил на горох, или соль. Когда вожатый скомандовал: «Кто получил двойки, шаг вперед», брат придержал его за руку и вышел сам, но Вова Крутиков, ставший после драки лучшим другом брата, помня, видимо, мой укус, прокартавил из строя: «Он, пятёхгку погучил, это его бгат двойку погучил». Руслан обреченно вышел из строя и встал рядом с братом. Вожатый, подойдя к брату, и приподняв его за подбородок средним пальцем, сказал: «Молодец пацан» - и поставил саечку. Подойдя к Руслану, положив тяжелую руку ему на голову, сказал: «Что друг за друга горой стоите, молодцы, а двойки получать не надо, а если нашкодил - надо уметь отвечать за себя и не прятаться за спину других и со словами: «Усёк драчун?»,- поставил ему щелбан. Саечка для брата была знаком уважения, а щелбан Руслан расценил как унижение и на всю жизнь запомнил этот урок и впоследствии всегда старался обходиться своими силами. Когда брат хотел ему помочь он надув щеки важно говорил: «Я сам».
Все было бы хорошо, если бы Руслан не прослыл после драки с Вовой драчуном и смельчаком, хотя это было не совсем так. Для Руслана самым страшным было спасовать в драке, и он готов был быть битым до смерти, лишь бы не подумали, что он трус. Когда вставал вопрос драться или нет, то он вспоминал случай, когда однажды он откровенно струсил. Он настолько сильно и глубоко пережил разочарование мальчишек его поступком, что с тех пор он всегда перебарывал страх, предпочитая быть битым, чем ещё раз пережить тот стыд и презрение к себе. Порой у него не было никакого желания без повода драться со сверстниками, тем более с теми, кто был старше и сильнее него, но взрослые ребята подводили его к мальчику и спрашивали: Стыкнешься? И Руслан обреченно мотал головой в знак согласия, хотя порой ему было страшно, но у него не было выбора. Зажмурив глаза, он кидался на соперника и отчаянно махал руками во все стороны, порой колошматя тех, кто наблюдал за дракой, но его разворачивали и со смехом подталкивали к противнику. По детдомовским правилам нельзя было царапаться, бить лежачих, и драка продолжалась до первой крови. От драки к драке он набирался опыта и мастерства, благо его брат Паша отчаянный смельчак и драчун постоянно учил его азам драки и ругался, когда он закрывал глаза при ударах. После одной драки с Пашиным одноклассником, где Руслану сильно досталось, брат, отведя его за казарму, ласково взяв его за плечо, тихим дрожащим голосом говорил ему: «Ты только не трусь Русик, иначе хуже будет, и я не могу вмешаться в драку и не всегда могу тебе помочь, и прошу тебя, первым никогда не задирайся, а когда дерешься - смотри противнику в глаза, не жмурься и не молоти руками воздух попусту, уклоняйся от ударов».
Уроки брата не проходили даром, и Руслана стали побаиваться. Секрет его успеха в драках был не в бесстрашии, а в умении перебарывать страх. Зима, так уважительно звали вожатого, был самым сильным и авторитетным пацаном, и всегда по справедливости разрешал спорные вопросы, которые возникали у ребят, но у него была одна странная и пугающая всех привычка. Время от времени он просил двух взрослых ребят душить его с двух сторон вафельным полотенцем. И когда его лицо наливалось кровью, он махал рукой и после короткого оцепенения, дико кричал: Убью гады! И все от страха разбегались и прятались во все щели: кто под кровать, кто под веранду, если он кого ловил то, раскрутив за руки, забрасывал за забор в снег или закидывал на крышу. В эти минуты он был как будто невменяемый. Мог вдогонку запустить сапог или табуретку. Таким необычным образом он дурачился и развлекался от скуки детдомовской жизни. Когда у него проходил «кайф», и он приходил в себя, то все выходили из своих щелей и понемногу успокаивались. Руслан слышал, что когда его душат, то он от этого получает огромный ни с чем несравнимый «кайф», и это вызывало у него недоумение и любопытство: что за удовольствие, когда тебя душат и желание испытать этот странный «кайф». «Хотите, я научу вас ловить «кайф»?», - спросил как-то Руслан у своих друзей. «Хотим!»- дружно ответили Вова Белозеров с Сережей Именовым, хотя представления не имели что это такое и с чем его едят. Ловить первым «кайф» вызвался Руслан. Друзья были не против и, спрятав за пазуху полотенце, он повел ребят за казарму и объяснил, что им делать. Сдвинув брови и сплюнув через зуб, он важно произнес » Как махну рукой, убегайте». «А то чё?» ехидно спросил Вова». А то, что будет дурить, как вожатый, забыл? »,- уважительно и с тревогой в голосе сказал Сергей. Руслан, обмотав вокруг шеи полотенце, скрывая волнение, скомандовал «Тяните!». И друзья дружно потянули, но видя, как он покраснел, и выпучил глаза, перестали его душить. А он, хрипя, повалился на снег, жадно ловя ртом воздух, чем перепугал их до смерти. Сергей прибежал в казарму и мычал что-то невразумительное, показывая рукой на двери: «Там…там». А Вова растерянно бегал вокруг него кудахтая: «Чё делать-то? Чё делать-то?» Когда прибежали ребята, то Руслан сидел на снегу, отходя от «кайфа», потирая рукой горло и с недоумением глядя на обступившую его толпу мальчишек. Брат Паша, подняв и отряхнув его от снега, хотел дать ему затрещину, и уже было поднял руку, но видя жалкий вид братишки, положил руку ему на плечо, и строго отчитывая, повел в казарму. Вечером вожатый, обо всем узнав, наказал всех участников ловли «кайфа» самым жестоким образом. Все получили болезненные чилимы, от которых искры сыпались из глаз, и казалось, треснет голова. Скулы болели от железных кулаков вожатого, наприседались и наотжимались до упаду, и все втроем должны были чистить туалет. Перед строем, прочитав лекцию о недопустимости таких шалостей и, объяснив какие кары падут на наши головы и какие суровые наказания нас ждут, чуть ли не каждому дал понюхать свой увесистый кулак, что для нас было самым понятным аргументом. Этот ли случай или что-то другое повлияло на него, но до своего отъезда в мореходное училище он не возвращался к подобной практике ловли «кайфа» в казарме младшаков. «Это все из-за тебя»,- ворчал Сережа, долбя замершие куски кала. «Хотите кайф поймать, хотите кайф поймать. Вот и ловим его в туалете. Вы, дурни, сами виноваты»,- парировал Руслан. «Кто вас просил так сильно тянуть? Я просил медленно, медленно, а вы ?».
В нашей казарме жили мальчишки с первого по четвертый класс и дошколята, за которыми приглядывала, няня, тетя Фая. По ночам она будила детей, страдающих недержанием мочи и присматривала за детьми младше семи лет. Она была очень добрым человеком и всегда защищала детей, когда их наказывали. У нее на квартире жила очень симпатичная студентка, подруга ее дочери с которой они учились в местном техникуме на библиотекарей. Наш вожатый был в неё влюблен и частенько отправлял Руслана к ней с записками. Однажды тетя Фая, когда он принес записку, хотела отнять у него любовное послание, но Руслан, наслушавшись рассказов про разведчиков, сунул её в рот и проглотил. Тетя Фая сама испугалась и, заведя его в дом, поила молоком, чтоб вызвать рвоту, но ничего не выходило и она, бегая вокруг него, причитала: «Алтын бала, зачем глотал, шутка не понимаешь». Она в таких ярких красках рассказала влюбленным о моем героическом поступке, что они хоть и прониклись уважением к Руслану, смеялись до слез. Руслан прослыл героем и стал любимчиком вожатого, который перевел его в свою спальню и определил его вместе на одну койку с мальчиком лет девяти, которого все дразнили попом из-за его фамилии. Леша Попов учился классом выше Руслана но, несмотря на это очень сдружились и помогали друг другу во всем. После отбоя, они шепотом рассказывали друг другу о своей прошлой жизни. Леша поведал Руслану, что у него есть папа, что у него большая борода, и что он заставлял его молиться и верить в Бога. Лешу учили в школе, что никакого Бога нет, что все это обман. Отец дома сильно возмущался и говорил, что слуги антихриста погубят душу его ребенка, и наказывал, если он богохульствовал и отказывался креститься. Недалеко от дома, где они жили с отцом, была красивая церковь, расположенная в центре городского парка. В этой замечательной церкви служил его отец, которого прихожане уважительно называли батюшкой. Леша любил ходить с отцом в эту церковь. Ему было хорошо и спокойно и не хотелось никуда отсюда уходить. Молиться в основном приходили бабушки, которые признавались батюшке в своих грехах: одна кошку торкнула ногой, другая соседке не заняла три рубля, третья забыла на ночь помолиться, и батюшка, крестя их, говорил: «Прощаются вам ваши грехи». Отец с грустью говорил: «Если бы у всех людей были такие грехи, то, как хорошо жилось бы на земле».
Недалеко от парка находился шумный восточный базар, куда они с ребятами иногда ходили воровать арбузы. В силу своего малолетства Леша всегда стоял на шухере, но однажды его поймали, надавали по попе, и, узнав адрес, отвели домой, где ему здорово влетело от отца. Он целый час простоял на горохе, тихо плача и вспоминая свою маму, которая его никогда не наказывала, а просто любила и называла его «Мой Ангелочек!». Полгода назад мама умерла, и отец сказал, что сейчас она живет в раю. После гороха отец долго смотрел на него каким-то необычным взглядом, от которого Сереже стало жутко, строго сказал: «Задумаешь, окаянный, грешить, по пути к греху будешь падать!». Леша ещё несколько раз ходил с ребятами воровать, но всегда с ним что-нибудь случалось: то споткнется и в кровь раздерет ладошки, то подвернет ногу, то с лестницы кубарем скатится и, убедившись в неотвратимости наказания своих шалостей, перестал водить компанию с этими ребятами. С тех пор у него появился страх и уважение перед неведомой и таинственной силой, которой преданно служил его отец, и которая оберегала его от греха.
В школе ему очень нравилось, особенно учительница Марья Петровна которая, как-то по - особенному на него смотрела, будто все про него знала. Она говорила, что Бога нет, что его выдумали сами люди из страха и что не надо ничего бояться. Леша ей верил. Он верил всем кого любил. Когда он стал говорить отцу, что Бога нет, что все это враки, то поначалу отец его убеждал, но когда он стал дерзить и кричать: «А вот и неправда! А вот и неправда!» - выпорол его как следует ремнем. На следующий день он сбежал и болтался сначала по базару, потом с одним знакомым мальчиком поехали к его тетке, которая жила на другом конце города в частном доме. Их поймали на местном базарчике и привезли обратно домой. У отца был очень виноватый вид, и Леше стало его даже жалко. Отец был по сути добрый, мягкий человек и наказывал его любя, желая ему добра, но после смерти матушки, которую очень любил и почитал, совсем растерялся, стал выпивать и раздражаться по пустякам. В школе Леши не было три дня, и Марья Петровна обо всем уже знала. После уроков она завела его в учительскую, где сидел очень важный дядя и они вдвоём долго его расспрашивали: как ему живется с отцом, что он кушает, не бьёт - ли его папа, знает ли он где мама, почему он сбежал из дома. Леша честно отвечал на все вопросы, не понимая, что свидетельствует против себя и отца. Когда он кончил рассказывать, то важный дядя, вскочив со стула, стал кричать: «Безобразие! Возмутительное мракобесие! Это какое-то средневековье! Советский человек побывал в космосе и никакого Бога там не видел. Марина Петровна, надо спасать мальчика! Это наше будущее. Оформляйте на него документы ». Так Леша в год, когда Гагарин слетал в космос и в разгар антирелигиозной борьбы попал в детский дом.
На соседней кровати лежал Черепов Шура, цыган по национальности, одноклассник Руслана, которого привезли до Нового года. Он зажигательно танцевал, хорошо пел цыганские песни, был умным и сообразительным мальчиком, но к учебе у него охоты не было, и поэтому он частенько получал двойки за что, как и другие ребята получал по попе ремнем. Но Саша воспринимал все очень болезненно и считал наказание высшей несправедливостью. Он дрался, царапался, кусался, ругался на цыганском и русском, грозился, что убьёт обидчиков, когда пытались снять с него штаны, чтоб наказать ремнем, но ему попадало ещё больше. Шура сильно тосковал по своему табору и, бывало, как затянет жалостливую цыганскую песню, слезы у него на глазах и такая тоска, что и мы, вспомнив что-то светлое из прошлого, украдкой утирали непрошенные слезы. Его частенько заставляли петь и танцевать на потеху старшим воспитанникам, но вольнолюбивая душа цыгана не могла долго это терпеть, и он сбежал. Обычно дети сбегали летом, когда было тепло, но Шура ударился в бега в самые морозы, на перекличке вожатый, обнаружив, что Шуры нет, организовал, поиски по горячим следам, но они результатов не дали. После уроков он отстал от одноклассников и его больше не видели. Вожатый с другом Геной Булгаковым, рано утром, сходили на конюшню, запрягли сани и поехали вдогонку по верхней дороге в сторону гор, где было какое-то селение. Проехав тридцать верст, они остановились у одинокого домика, в пяти верстах от основной дороги, где жил пасечник. Шура, увидев их в окно, залез под кровать и умолял оттуда: «Только не выдавай меня дедушка». А когда его пытались вытащить, отчаянно отбивался вилами, которые он там обнаружил. Он сильно поранил вилами ногу вожатого и прокусил руку Пети, чем сильно их разозлил. На следующий день голодного, грязного Шуру, с фингалом под глазом привели в казарму, и чтобы другим было неповадно, высекли перед строем солдатским ремнем, но по его разбойничьим глазам было видно, что он все равно сбежит.
Саша в благодарность за то, что Руслан давал ему списывать, учил его цыганским песням и танцам, а на большой перемене, отозвав за угол школы, вращая своими угольно черными глазами, зловещим шепотом спросил: «А ты умеешь хранить тайну?». На что Руслан, щелкнув ногтем большого пальца правой руки по зубу, как делали взрослые, также шепотом выстрелил: «Могила!». Череп, такую кличку дали ему сверстники, удовлетворенно хмыкнув, поведал Руслану, что он копит сухари, чтобы вновь бежать и предлагал Руслану составить компанию с ним. Вообще-то Руслану нравилось в детдоме, он охотно и хорошо учился и бежать, в его планы не входило, но чтобы не разочаровывать и не обидеть Шуру он, сделав паузу, солидно сказал: »Надо подумать». Решили на том, что Руслан внесет лепту сухарями и, будет молчать как рыба.
Шура обладал невероятной способностью исчезать на глазах, а потом также внезапно появляться, то с хлебом, то с конфетами, то с яблоками и, по- братски делился с ребятами. Однажды они сбежали с уроков, и пошли на местный базарчик, где как оказалось, Шуру уже знали. Подойдя к одной смуглой бабушке, он о чем-то с ней пошептался, и вернулся довольный с мелочью. Потом вовлек Руслана в пляс перед пьяным мужиком, который со словами» Ай да молодцы!» дал им целый полтинник. На эти деньги они накупили конфет и бутылку газировки, устроили с ребятами пир, но вожатый каким-то образом, узнав об их художествах, поставил их на два часа в угол на горох, а в выходной они должны были выдраить до блеска полы в коридоре. Шура сказал, что через женщину на базаре он по цыганской почте передал своим, где он находится и что ему плохо и многозначительно поднес указательный палец к губам - мол, ни гу-гу.
Уроки у первоклашек вел Пилипенко Иван Филипыч - добрейшей души человек, который прошел войну от начала и до конца. Войну он закончил в Берлине в звании капитана пехотных войск. У него было много наград, но носил он их только по праздникам. Ходил он всегда в офицерском кителе, в котором пришел с войны, и в сапогах всегда до блеска начищенных. Он не любил рассказывать о войне, но если рассказывал, то забавные истории. Зимой, когда они сидели в окопах, наши позиции обстреливали фашистские снайперы, и Иван Филипыч забавы ради высунул из окопа дулю и горько пожалел об этом. Фашистский снайпер попал ему точно в дулю, но он не пошел в санчасть, а сам замотал палец старым бинтом, потому что его могли отдать под трибунал за членовредительство и товарищи его не выдали, а на перемене по нашей дружной просьбе он показал нам шрам на большом пальце левой руки. Ещё он рассказывал, как немцы со своих окопов бросили в наш окоп гранату с длинной ручкой, но ее перехватил наш солдат и бросил обратно в их окоп, там она и взорвалась.
Руслану нравилось учиться. Но поначалу из-за больших пропусков, связанных с переездами, он немножко отстал от сверстников в учебе, и ему на первых порах было тяжело, но учитель был внимательным и добрым, и Руслан быстро всех догнал. В первый день учитель, записав его фамилию, подошел к его парте, и ласково погладив теплой мозолистой рукой по голове, попросил рассказать стихотворение, которое он знает наизусть. Руслан на одном дыхании выпалил: «Самокат сломался мой. Я принес его домой. Жалко ведь расстаться. Не на чем кататься». Учитель, по-доброму улыбнувшись, назвал Руслана пулеметчиком и попросил впредь не торопиться. И раскрыв журнал, поставил Руслану четверку, чем его несказанно обрадовал. За партой они сидели с Сережей Именовым, а за ними Шура Черепов с Канатом Азимбаевым, спереди сидела новенькая Таня Новикова, красивая с большой русой косой. Она была из тех детей, которые от рождения знали, что правильно, а что нет, и никакая среда их не могла испортить. Они с братом Геной, который был старше её на два года приехали в детдом только месяц назад. Канат, попал в детдом совсем маленьким, и до шести лет жил у старших девчонок. С Русланом они были очень хорошими друзьями. Впоследствии, кончив мореходное училище, он будет водить речные суда по рекам С.С.С.Р.
Нашей воспитательницей была Ирина Николаевна, которая помогала нам делать уроки, читала сказки, рассказывала интересные истории. Ёё муж был художником, и взрослые говорили, что он пьёт горькую, а мы не могли понять, почему он пьёт горькую, когда столько много сладких и вкусных напитков; вот, к примеру, компот, чай сладкий или лимонад - волшебный напиток, который всего один раз попробовал Руслан. Ирина Васильевна была очень красивой, доброй женщиной и каждый из нас втайне хотел быть её ребенком, но у нее был свой ребенок. Она надолго собралась в Москву за песнями, хотя старшие ребята говорили, что она поедет совсем не за песнями, а за ещё одним ребеночком и когда она приедет, то будет стройной, как раньше. И правда в последнее время она пополнела и ходила медленнее, чем обычно и старалась больше сидеть в окружении детей, читая или рассказывая сказки, и надо заметить, что рассказчик она была - ну просто замечательный. Раскрыв рты и затаив дыхание, мы могли часами слушать ёё сказки или удивительные рассказы о разведчиках, которые, рискуя жизнью, выполняли секретные задания в тылу врага. Так же истории о героях молодогвардейцах - как мы хотели быть похожими на них, но для этого говорила Ирина Васильевна нужно хорошо учиться, делать по утрам физзарядку и слушаться старших, что мы и старались делать.
Мы учились в школе вместе с домашними ребятами, которые нас побаивались за то, что мы не давали друг друга в обиду и всегда давали отпор. Как-то местные ребята, около церковного сада, поколотили одного детдомовца. Вечером детдом гудел как улей. Надо показать этим шкерам, так мы называли всех домашних ребят, как наших обижать. Когда основательно стемнело, грозная толпа ребят двинулась к церковному саду, где по вечерам собирались местные ребята. У некоторых парней были самодельные свинцовые кастеты и финки, а Петька Волк, смуглый, среднего роста, плотного телосложения с широкой мощной грудной клеткой, маленькими неприятными, как буравчики поросячьими глазками даже взял самопал, которым можно было спокойно убить человека.
Года два назад, один семиклассник, у которого была кличка Кулибин, сделал самопал из медной трубки, и основательно зарядив его, набил ствол мелкими металлическими кусочками, сел у горящей печи, положил самопал в печь, направив дуло прямо в сердце, раздался выстрел и, схватившись за сердце, откуда шла кровь прохрипел: «Больно мне…Больно». Побежали на конюшню, запрягли быстро лошадь, погрузили его в телегу и отвезли в сельскую больницу, но помочь ему врачи там не смогли, и он скончался. Хоронили его всем детдомом на местном кладбище. Смерть всегда вызывает страх и уважение, поэтому дети были напуганы и говорили меж собой шепотом, с тревогой посматривая в сторону покойника, а девочки тихо всхлипывали. Никто так и не выяснил, что послужило причиной этой жуткой трагедии. Одни говорили, что незадолго до трагедии он получил какое-то письмо, другие, что он просто хотел на себе испытать самопал, а девочки говорили, конечно, про любовь. Костя учился в седьмом классе и был очень талантливым мальчиком и из подручных средств (катушек спичечных коробков, резинок) делал машинки, которые к неописуемому восторгу детворы ездили. А каких воздушных змей он запускал в небо. Они парили высоко-высоко, превращаясь в маленькие точки на небосклоне, а потом, нитка обрывалась, исчезала в небесной синеве. В последней речи директор сказал: « Дети, дети, что же вы с собой делаете?» Потом произнес: «Э – э – э – х. » - махнул рукой и вытер слезы.
Николай Ивановича Зиновьева сняли с работы, и вскоре он уехал из села, а нам прислали нового директора Сергея Васильевича. Не зря говорят, что смерть не приходит одна. Воспитатель старшей группы Рашит Дюйсенович, бывший фронтовик, не раз, горевший в танке, со следами страшных ожогов на лице, пообедав в столовой и выйдя на крыльцо, произнес: «Пообедал, можно и помирать» - затем схватившись за сердце, присел и умер. Вот такая странная и неожиданная смерть. Его похоронили на мусульманском кладбище, где летом росла очень крупная земляника.
Дойдя до церковного сада, толпа разделилась на два потока: одни во главе с Зимой пошли прямо, а другая группа с Витей Смирновым по соседней улице. Руслан и Сережа прибились к первой группе, где был брат Руслана. Хотя было запрещено брать с собой мелюзгу, но пользуясь темнотой и неразберихой, они увязались за взрослыми. Встретив ребят, при свете костра, играющих в карты, Витя Смирнов спросил: «Это вы избили детдомовца?!» И не дожидаясь ответа, ударил рослого парня под дых. И началась жестокая драка. Домашние были не робкого десятка и дрались отчаянно, но наши дрались дружнее и ловчее, к тому, же сыграл фактор внезапности и вскоре местные обратились в бегство. С соседней улицы раздавались крики, и даже прозвучал выстрел, и мы все дружно бросились туда, чтобы помочь ребятам «Убью с..и!» - кричал Волк, размахивая финкой, и Руслан увидел при свете луны, как его огрели дрыном по голове и тот рухнул на землю. Наша толпа с ходу ввязалась в эту отчаянную рубку. В ход шли кастеты, ремни, финки, штакетник. И мы мелюзга видели, как дерутся смело и отчаянно взрослые ребята, как очнувшись, Волк пинает лежачего, что по нашим правилам делать было нельзя, и как Берик Ортамбаев оттолкнул его от окровавленного парня и сказал: «С него хорош».
-Зима, это ты? - окликнул кто-то из местных нашего вожатого, когда тот ловко уклонился от удара рослого парня.
- Атас, пацаны! - подняв руку, прокричал Зима и драка стихла.
- Ты что ли Сема? - с удивлением произнес Зима.
- Как видишь - ответил тот и спросил в свою очередь. - А за чё деремся-то?- и, узнав причину, был сильно удивлен, что вся буча началась из-за одного детдомовца. Светила луна, брехали деревенские собаки, и мы возбужденно переговариваясь, возвращались дружно домой.
- Вот козлы! Башку мне пробили» - возмущался Волк. - Но зато я двоих хорошо вырубил, а одного немножко пикой задел.
- А кто стрелял? - спросил Зима
- Да это я, чтобы напугать, шмальнул в воздух - оправдывался Волк.
- Я с тобой потом разберусь, угрожающе прошипел вожатый.
После трагической смерти Кулибина директор вменил ему в обязанность изымать самопалы у всех детдомовцев и когда по горячим следам провели шмон, то собрали дюжину самопалов, два десятка финок, а в младшей группе из холодного оружия нашли только рогатки и два перочинных ножа. Что и говорить, шкерам сильно досталось в эту теплую весеннюю ночь. Это был хороший акт устрашения, после которого, нас уже никто не трогал.
Приходил милиционер и долго сидел у директора, потом допрашивали старших ребят, но никто никого не выдал. Оказалось, Волк стрелял вовсе не в воздух, а в парня, которого легко ранил в ногу, и тот попал в больницу. После беседы с директором, Зима пришел в казарму старшаков злой и, уведя Петю за казарму, сильно избил его за его художества. В детдоме самыми осуждаемыми качествами были трусость, сексотство и воровство. Если кто был в этом уличен, то его за это сильно избивали, и он становился изгоем, поэтому у нас это было редкостью. На уроке, Иван Филипыч, глядя в сторону, где сидели детдомовцы с улыбкой спросил:
- Вы тоже ходили драться?- Руслан с Сережей, смущенно опустили головы, подтверждая своим смущением, причастность к ночной драке, хотя никого пальцем не тронули - дескать - знай наших. Девчонка, которая нравилась Руслану, и которую он все время дергал за косички, оглянувшись, с интересом посмотрела на него, и он смутился ёще сильнее, и что-то приятно защемило у него в груди. В один из чудных майских дней, когда неистово цвела сирень, и воздух был напоен и насыщен ее дивными запахами, которые рождали романтические чувства, Руслан впервые в жизни влюбился в семиклассницу, которая училась в первую смену и сидела за его партой. Он раньше всех прибегал в школу, и смотрел влюблено на неё через стекло. Она, догадываясь о его чувствах, ценя их, улыбалась ему. Нарисовав на листке сердце с пронзенной стрелой, показывала ему через стекло и весело улыбалась со своей соседкой по парте, вводя в краску влюбленного первокашку. И с тех пор запах сирени напоминал Руслану о симпатичной смуглянке с милыми ямочками на щеках, со смешливыми добрыми глазами.
Светило солнце, чирикали воробьи, никто из них не получил двойку, настроение было замечательное. Весело пиная, консервную банку, четверо одноклассников, Руслан, Сережа, Леша и Канат возвращались после уроков домой. Симпатичная собачка, увязавшись за нами, с веселым лаем начала бегать за консервной банкой. Когда дошли до ворот детдома, стали решать что делать с собачкой. Уж больно она всем приглянулась, но они боялись, что взрослые будут ругаться и могут за своеволие наказать. Решено было ее поначалу держать в подвале двухэтажной деревянной казармы, где жили девчонки, чтобы взрослые её не видели, а потом - будь что будет. Натаскав из конюшни солому и постелив на нее старую фуфайку, они сделали для нее теплое удобное царское ложе, нашли для нее две чашечки для еды и питья и со столовой тайком от взрослых приносили ей по очереди еду. Всю нерастраченную детскую любовь и ласку они отдавали этому симпатичному маленькому забавному существу, этому теплому комочку живой плоти.
В подвале мы долго совещались, какое имя дать нашему любимцу и кто-то предложил назвать его Борзиком, Всем это имя понравилось. Когда произнесли это имя, он тявкнул два раза высказывая своё согласие. «Борзик, Борзик»,- ласково зашумели ребята, и каждый старался нежно её погладить, и ткнуться носом в её симпатичную мордочку.
. Все очень полюбили Борзика. Со столовой они, отрывая от своего пайка, носили ему еду. И она всегда была сытой и ухоженной. Недалеко от детского дома был церковный сад, где они любили играть в казаки разбойники, в лапту, клёк, лянгу, пристенок и другие интересные игры в которые сейчас никто не играет. В полуразрушенной церкви они прятались от дождя, разводили костер и на угольках пекли картоху, которая была невероятно вкусной. Обжигаясь и дуя на неё, они жадно ели её вместе с кожурой, и не было на свете ничего вкуснее и все вокруг казалось им прекрасным. В этот миг они были по - детски счастливы. Они ещё не знали, что ждет их впереди, какой жестокий садистский урок преподаст им будущий вожатый Петя Волк, где главным действующим лицом, будет всеми любимый Борзик, который, радостно повизгивая, крутился вокруг ребят, справедливо требуя свою долю.
Ранней весной на проталинах появлялись первые подснежники, которые в детских душах рождали надежду на чудо. Каждый верил, что найдется папа – герой, летчик или разведчик - самый сильный и храбрый, который сейчас на секретном задании и пока не может приехать, но когда он приедет он возьмет Руслана на руки высоко, высоко подбросит вверх и скажет: «Здравствуй сынок! Ну, как тебе без меня жилось?».