Думала, что будет просто отрывок. Затем сочинения стало обрастать новыми идеями, подобно снежному кому, поэтому уже представляю себе книгу. Пока могут выставить начатый пролог. Не могу сказать, что это будет окончательным вариантом или это будет что-нибудь другое…
Пролог
Ты любил её…Я читала в твоих глазах, всю боль, которую ты так долго прятал под осенним листопадом, понимая, что не смогу снова оживить твои грезы. Они развеялись…С первым лучом солнца, уносясь вместе с её душой…
Рожденный в колыбели дивных снов, ты стал легендой, ушедшей в века, но и тогда, каждый, кто встречал тебя, восхищался красотой волшебства и проклятья. Облачные драконы, некогда появлявшиеся во снах, обнимали тебя своими широкими, нежными крыльями, оставляя на твоей белоснежной шелковистой коже капли дождя, отчего в лунном потоке света ты излучал серебристое сияние, перед которым меркли земные звезды.
Свободный, непокорный, Дитя вечности, полного равновесия и весьма любопытный. Качество, даровавшее тебе необыкновенное чувство и погибель.
Шум речного порога заглушал птичьи трели и шуршание изумрудной листвы древних дубов, но это не помешало тебе наслаждаться открывавшимся видом. Часто, когда солнце зависало над этим диким местом, появлялась радуга. Мост в иной мир, утонувший в спектре цветов.
Недвижимый, замерший в ожиданье, ты следил за противоположным берегом. Сегодня над темно-коричневатой землей сгустился туман. Он мешал тебе разглядеть ту, ради которой каждое летнее утро ты приходил сюда. Мысли звали, манили, приковывали разум цепями, и заставляли снова возвращался, созерцая увиденное. Ибо среди первозданного, не тронутого рукой человека, зарождалось иное, самое светлое чувство. Но ты боялся признаться себе, что стал всего лишь частью чего-то большего, существенного и страшного.
Легкий ветерок закружится вокруг твоих ног, подбрасывая вверх прошлогоднюю листву, но ты не обращал на это никого внимание. Сейчас, твой слух уловил знакомые шаги, иногда вдруг затихающие, будто бы человек то и дело останавливался.
Опустив голову, спускаясь с отвесного берега, Единорог подошел к самой кромке воды….
«Он здесь»
Она сразу ощутила присутствие существа, которое вот уже две недели преследует её. Спускаясь к этому озеру, чтобы набрать воды, она всегда ловила на себе чей-то взгляд. Обжигающий, заглядывающий в самую душу. Поначалу становилось не по себе, но смотревший, казалось, не собирался нападать.
«Может мне кажется…Недаром бабушка говорит, что места здесь мистические…»
Немного успокоивший, присев на корточки, девушка наклонилась над водой. Вода сумела поймать отражение лица с веснушками и блеск изумрудных глаз, чтобы затем превратится в непонятной формы пятно. Каштановые волосы, спрятанные под плащом, упали на правую руку. Забросив непослушную копну волос за спину, девушка подняла глаза на противоположный берег, но так и не смогла разглядеть того, кто вторгался в её мысли и сны, мучая неизвестностью. Набрав полное ведро воды, она глубоко вздохнула.
Здесь ничего не менялось: природа, её красота и запахи были знакомыми, родными, а шумный город и его постоянные пыльные бури быстро забывались, уступая место живому и прекрасному. Недалекий шум порога убаюкивал, гладь воды, отражавшая небо, успокаивала, укрывала от будничных проблем, которых было не мало в жизни девушки. У неё не осталось ничего, кроме воспоминаний о волшебном детстве, где мама выходила на крыльцо уютного дома, чтобы обнять бегущую ей на встречу девчонку, весело смеющейся. В её маленькой ручке был зажат первый ландыш. Не смотря на то, что приходилось карабкаться на вершину и изрядно испачкать при этом чистое платье, девочка не боялась, что её отругают. Сейчас она находилась в теплых, нежных руках матери. Крепко обнимая маму, девочка прошептала: «Я люблю тебя, мама! Только не сердись, но я хотела подарить тебе первый ландыш, как делал это мой папа…» Мама не сердилась, просто улыбалась. И улыбка согревала своими лучами, обволакивала теплом, оберегала…
Изумрудные глаза, затуманенные воспоминаниями прошлого, снова осмысленно смотрели на клочки белого тумана, сквозь которого угадывались очертания склоненных в многовековой скорби ветвей ив. Что-то непривычно холодило левую руку, и девушка поняла что.
Единственной вещью, память об отце, были механические часы, чьи серебристые цепочки опоясали тоненькое девичье запястье. Черненькие цифры циферблата, и такого же цвета стрелки замерли на месте, показывая точное время смерти родного человека. Тогда все знаки казались случайностями, но только когда секундная стрелка не сделала своего привычного круга, девушка поверила, что беда постучалась в двери. Часы нужно было бы положить в шкатулку на хранение, но девушка не могла расстаться со ставшей бесполезной вещью. Ремонт им уж никак не мог помочь: оставалось верить в глупую надежду, что часы вдруг снова станут отсчитывать время. Чуда не произошло. Бросив напоследок прощальный взгляд, и зачем-то помахав рукой, Елена подняла, ставшее тяжелым, ведро и отправилась по тропинке петляющей между деревьями. Внезапный шум заставил девушку резко обернуться и вскинуть левую руку, будто бы пытаясь защититься от невидимого врага. Нарушителем спокойствия оказалась утка, взмывшая в небесные выси. Успокоив учащенное сердцебиение несколькими медленными и глубокими вдохами и выдохами, Елена улыбнулась своему страху.
«Совсем нервы никуда не годятся. Сперва бабушка, теперь этот Наблюдатель…»
Заправив за ухо выбившуюся из волос прядь, девушка продолжила свой путь.
Единорог проводил её, пока она не исчезла за тенью ближайших деревьев. Он чувствовал чужую боль, и был бессилен помочь той, чей образ преследовал его мысли и чувства. Ещё раз, взглянув на тропинку, он встряхнул головой, от чего серебристая грива покрыла широкий лоб. Туман исчез, как будто кто-то прошептал заветные слова, снимая завесу. И там, где совсем недавно стояла земная девушка, появилась высокая фигура человека, с головы до ног укутанного черным плащом, полы которого яростно трепал откуда-то взявшийся ветер. Трава вокруг незнакомца внезапно поникла, будто бы зеленым стебелькам не хватало сил подняться, речная гладь покрылась тонкой коркой льда, а воздух вдруг стал каким-то вязким веществом, вызывая приступ удушья. Мрачный ореол окружал зловещее порождение пустоты, явившегося без приглашения. Янтарные глаза единорога расширились от гнева, кончик витиеватого рога сверкнул в лучах солнца, а копыта зарыли землю, оставляя глубокие следы: он узнал своего лютого врага благо тот никогда не менял свое обличие.
Слова помимо воли вторглись в сознания прекрасного Дитя вечности, уничтожив образ девушки, превращая портрет в лоскуты холста.
«Она не сможет полюбить тебя. Ты станешь всего лишь объектом влечения, и тебе никогда не обрести земную сущность.»
Холодящий кровь смех раздастся подобно колокольному звону, распространяясь все дальше и дальше: птицы смолкнут, природа погрузится в молчание, даже деревенские собаки перестанут переговариваться друг с другом. Хмурые тучи закроют чистое небо, и дождь хлынет на землю, смывая следы. И только лошадиный храп превратится в крик боли, заглушаемый летней грозой. Фигура в черном балахоне исчезнет, а единорог, оттолкнувшись от земли, устремится в сокрушительную бездну высей.
Черная секундная стрелка дрогнет и начнет свой новый круг. Раздастся привычное тиканье серебристых часиков, случайно оброненных Еленой. Время начнет свой отсчет…
